видимые буруны. Вода, протекающая над гладкой поверхностью плиты, падает с нижней кромки, как с порога высотой 50—60 сантиметров (в зависимости от общего уровня реки). За счет разницы уровня воды перед плитой и за ее нижним краем скорость над плитой гораздо больше, чем рядом с ней. Когда мы увидели свою ошибку, было уже поздно, более быстрый поток воды затянул нас на плиту. На большой скорости лодка почти ее проскочила, но когда нос ее опустился в водоворот, образовавшийся ниже плиты, корма лодки зацепилась за камень и мы повисли в шатком положении над водой. От резкой остановки часть груза переместилась в носовую половину лодки и тянула ко дну. Наше критическое положение осложнялось еще тем, что кочковатые волны переплескивались через борта лодки и промедление могло привести к большой неприятности. Наши попытки столкнуть лодку с камня при помощи шеста успеха не имели. С гладкой поверхности плиты шест сразу же срывало бешеным потоком воды. Думали оттолкнуться от злополучной плиты ногой, но водой ее также может сорвать, и, еще не известно, чем такая затея окончится. После небольшого совета собрались в средней части лодки, чтобы уменьшить нагрузку на корму и стали раскачивать ее с борта на борт. Через некоторое время лодка сползла с камня и приняла нормальное положение. Оказавшись на плаву, пристали к берегу. Осмотрели лодку, нет ли пробоин, вычерпали воду, разместили груз на прежнее место и, успокоившись после пережитого, снова отправились в путь.

Вскоре мы увидели живописное настоящее таежное зимовье, едва заметное среди густого соснового леса. Остановились, чтобы поговорить с обитателями этого жилья. Когда подошли к нему ближе, увидели, что оно заперто на надежную деревянную задвижку. Открыв дверь, определили, что в зимовье хозяев не было много дней. Чувствовался застойный запах нежилого помещения, хотя все оставалось на месте, как и подобает в настоящем зимовье. У двери, в правом углу, стояла железная печка «буржуйка», обложенная каменными плитами. Около стены сложен запас сухих дров. Под нарами также уложены березовые и лиственничные дрова, заготовлена смолевая лучина и несколько кусков бересты. Вдоль обеих стен нары, застеленные видавшими виды ватными одеялами, увенчанные такими же подушками. Между нарами, у небольшого оконца, примостился столик, на котором разместилась разная посуда для еды. Около окна к стене прибита полочка, занятая керосиновой лампой, свечой, вставленной в граненый стакан, спичками и рыболовными снастями. На правой стене, в некотором удалении от печки, укреплена широкая, длинная полка, сплошь занятая сухарями, крупами, вермишелью, солью и еще невесть чем в банках, склянках и мешочках. На подоконнике окошка, прорубленного в левой стене, обращенной в сторону реки, лежали газеты месячной давности, пожелтевшие от солнца, всякая мелочь, без которой немыслима жизнь рыболова и охотника. На небольшом простенке на деревянных спицах висело несколько поношенных телогреек, армейский бушлат и полушубок. Венчали весь этот гардероб две меховые шапки и рукавицы. Над входом в зимовье была прибита железная подкова, символ успеха и счастья.

Мне много раз приходилось бывать в избушках, расположенных по берегам рек и в таежной глухомани. По тому, какой порядок заведен в любом из этих временных пристанищ, можно судить о характере его владельца. В зимовье, в котором мы только что побывали (пусть–простят нас великодушно хозяева), установлен образцовый порядок и какой–то домашний уют. Стол не завален черствым хлебом и немытой посудой, а чисто прибран. Пол старательно подметен. Перед входом в зимовье нет щепы, коры и прочего мусора, которого отдельные неряхи даже не замечают.

После ознакомления с зимовьем мы сели на огромное дерево, поваленное бурей. Видимо о чем–то думая, сын вдруг спросил меня:

— Папа, а почему зимовье не замкнуто? Ведь так и утащить могут, что получше, или просто напакостить.

— Видишь ли, прежде чем ответить на твой вопрос, я расскажу одну историю. Несколько лет назад на Малом море Байкала двое неосторожных рыболовов вместе с легковой автомашиной провалились под лед. Глубина на этом месте оказалась небольшая, и им удалось выбраться на лед. Берег, на котором имелось зимовье, был недалеко, но мокрая одежда на морозе при сильном ветре быстро замерзла и превращалась в ледяной панцирь, который сковывал движения, с каждым шагом идти им становилось все труднее. Когда они наконец, добрались до крутого берега, путь им преградил скользкий ледяной вал, образовавшийся от штормовых волн перед ледоставом на Байкале. На преодоление этого вала они потратили последние силы, но жажда жизни иногда делает невозможное возможным, и они, почти теряя сознание, добрались до зимовья и остались живы. Здесь они разожгли огонь в печке, переоделись в сухую одежду. Запас продуктов в зимовье и горячий чай помогли быстро восстановить силы. А теперь представь себе, что эти рыболовы приползли к спасительному зимовью, а на двери висит пудовый амбарный замок. В таком случае человек, попавший в беду, обязательно погибнет. Наверное, хозяину зимовья было бы страшно увидеть мертвого человека у своего порога, погибшего только из–за того, что, оберегая свое немудрящее добро, он запер жилье не на простую задвижку, а на замок.

— А как относятся хозяева к посетителям таких избушек? — спросил брат.

— С давних времен существует неписаный закон тайги, по которому лесные избушки не замыкаются, а запираются на разные засовы, чтобы в них не попали шкодливые звери—медведи и особенно росомахи. Обычно в них имеется запас таких вещей, которые мы только что видели в этом зимовье. Человек может воспользоваться припасами, находящимися в зимовье, употребить с минимальным уроном для хозяина и по возможности с последующим возвращением потраченного.

В последние годы все чаще бывают случаи, когда молодые люди по недомыслию или по злому умыслу пакостят в таких зимовьях, а иногда и сжигают их. Этим они наносят огромный, не только материальный, но и моральный ущерб. В большинстве своем эти зимовья и избушки являются владением штатных рыболовов и охотников–промысловиков, которые в осенне–зимний сезон живут в них и занимаются нелегким пушным промыслом, заготовкой орехов и других даров природы. Злоупотребление гостеприимством хозяина или уничтожение его жилья отражается не только на его личном благополучии, но и на государственных интересах. Нет жилья — нет возможности людям осваивать природные богатства нашего края.

— Наказывают ли громил, которые пакостят в зимовьях или совсем их сжигают? — спросил сын, наверное вспомнив, как группа таких молодчиков, забавляясь, топорами выламывала окна и двери в дачных домиках.

— Хулиганство всегда остается хулиганством. Но в тайге оно намного страшнее. Если разгромлен дачный домик, то хозяин не лишается средств к существованию. Другое дело охотник–промысловик. Осенне–зимнего охотничьего сезона он ждет целый год. Заранее запасает и завозит продукты питания, заготавливает дрова, ремонтирует и утепляет зимовье, растит и обучает молодых охотничьих собак. И вдруг узнает, что какие–то варвары забрались в зимовье, уничтожили все, что было в нем припасено, или совсем разгромили его и скрылись. За такие дела также взыскивается по всей строгости закона. Конечно, настанет время, когда с хулиганством и браконьерством покончат так же, как с оспой, коклюшем и прочими «прелестями».

— Если не замыкают двери на замок, тогда зачем такая тяжелая деревянная задвижка? Наверное, хватило бы простой вертушки.

— Голод и зверя заставляет искать, чем бы поживиться у человеческого жилья. Медведь, который по какой–либо причине не лег на зимнюю спячку в берлогу, шатается по тайге и представляет большую опасность. Бывали случаи, когда, гонимые голодом, они нападали на людей и животных, проникали в зимовья и склады геологов и учиняли настоящий погром. Даже присутствие вооруженного человека в этот момент в зимовье не останавливало их от такого набега. Да и росомаха — это самая шкодливая животина, не прочь залезть в избушку и поживиться тем, что под руки попадет.

Снова плывем по реке, зажатой с обеих сторон крутыми берегами, покрытыми густым, темным лесом, и меж отвесных скал, упирающихся своими вершинами в лазурное небо. По их уступам, поднимающимся на немыслимую высоту, растут деревья, потрепанные жестокими сибирскими ветрами. Просто удивительно, каким образом они могут держаться на голой, как стена, скале, цепляясь своими корнями за малейшие трещины.

Откуда–то снизу до нас донесся неясный гул. С каждой минутой он нарастал и наконец превратился в настоящий водопадный грохот. Это приближался Большой порог, самый опасный на нашем пути. Пришлось сделать остановку и отправиться в разведку. Сразу за порогом на небольшой поляне среди густых деревьев стоял шалаш, около которого мы увидели молодого челове ка с пегой собакой. Хозяином шалаша оказался мой знакомый, слюдянский рыболов Алексей.

После обмена приветствиями он посоветовал нам лодку через порог провести на веревке около левого берега, так как правый совершенно не проходим. Чтобы еще раз не ошибиться, мы внимательно осмотрели и продумали путь спуска лодки через бурный порог внушительной высоты.

Сплыть через этот бушующий шквал, это нагромождение огромных валунов и водоворотов нечего было и думать.

Подогнали лодку к самому порогу и начали готовить ее к спуску. Один конец капроновой веревки закрепили за носовую перекладину, второй привязали за отверстие еще одним прочным шестом и распределили рабочие места. Мне досталось держать веревку за ее среднюю часть и руководить спуском лодки. Ослабляя или натягивая концы веревки, можно поочередно приближать или отпускать дальше от берега корму или нос лодки. Мои помощники шестами отводили .лодку от валунов, спуская ее метр за метром кормой вперед. Несколько раз нам казалось, что наши усилия были напрасны. Бешеные потоки воды прижимали наш транспорт к валунам, угрожая опрокинуть его вместе с содержимым.

Наконец все вздохнули свободно. Лодка ниже порога, и теперь можно отдохнуть здесь несколько дней.

Пока разгружали свое имущество, гостеприимный хозяин сварил большой котел ухи из головы крупного тайменя, пойманного им в день нашего приезда. Рыбы у нас самих имелось немало, но мы были в гостях, а в гости со своим, как известно, ходят только встречать Новый год.

Времени у нас было достаточно, поэтому мы не торопились сражаться с тайменями, которых, по словам Алексея, под порогом было негусто. Занялись устройством жилья и приведения в порядок своего хозяйства.

Под вечер на грузовую и верховую снасть поймали с десяток хариусов — достаточно для хорошего ужина.

Весь следующий день мы провели на берегу, любуясь красотой порога, окружающего нас леса и переливами стремительно, падающей воды. Около полудня вдруг увидели быстро приближающийся большой черный понтон. Трое рыбаков, находящихся на нем, направили его по центральной струе, и он, почти утопая в огромных волнах, проскочил мимо нас, как «летучий голландец», и скрылся так же стремительно за ближайшим поворотом. Мы были удивлены тем, что он не остановился ниже порога. Если это рыболовы, то