Сти́вен Джон Фрай (англ. Stephen John Fry; род. 24 августа 1957, Хампстед, Лондон, Великобритания) — британский актёр, писатель и драматург, известность которому принесли прежде всего роли в британских комедийных телесериалах (особенно «Чёрная Гадюка» (1985—1989) и «Дживс и Вустер» (1990—1993)), бывших одними из многих работ творческого союза Фрая и Хью Лори. Является большим поклонником Шерлока Холмса. Широко известен по главной роли в фильме «Уайльд» (1997). С 1992 по 1998 год занимал должность ректора Университета Данди.
В одной из статей Стивена Фрая назвали обладателем мозга размером с графство Кент. В 2003 году газета «Observer» назвала его в числе 50 самых смешных людей, когда-либо рождавшихся на свете, а двумя годами позже то же самое сделали профессиональные комедианты. Он номинировался на «Золотой глобус», фильмы с его участием получали премии «Оскар», а книги становились бестселлерами.
Стивен Фрай в Великобритании почитаем как человек, сумевший сделать себя носителем эталонного английского духа. Он отличается уникальным, необыкновенно изысканным классическим английским выговором и считается носителем безупречного английского языка, и даже вышла книга, посвящённая трудной науке «говорить, как Стивен Фрай».
Ранние годы
Стивен Фрай родился в Хампстеде, Лондон, в семье английского физика и изобретателя Алана Джона Фрая и его жены Марианны Евы Фрай (урождённой Нойман). Родственники по материнской линии были венгерскими евреями, многие из которых погибли во время холокоста, в частности, тётя матери Фрая Регина Ламм со своими детьми и мужем погибли в Освенциме. Родители матери, Мартин и Роза Нойман (Neumann), переехали из Шурани (современная Словакия) в Англию, что и спасло их от холокоста.
«В мальчишестве я своим еврейством особенно не интересовался… Мама могла быть чистокровной еврейкой, однако фамилию я носил решительно английскую, а только она и определяла, целиком и полностью, то, кем я себя считал. Для англичан всё это означало, что я англичанин со слегка экзотическими обертонами; для евреев — что я еврей с одним вполне простительным недостатком. <…> Я использовал мою смешанную кровь как невнятный дополнительный элемент экзотичности, которым я мог бы и похвастаться, поскольку ощутимый антисемитизм в „Аппингеме“ отсутствовал — всего лишь привычно бездумное использование слов „жид“ и „жидиться“ по адресу тех, кто был прижимист по части деньжат, но и не более того».
Детство Фрая прошло в деревне Бутон в графстве Норфолк, куда семья переехала из Чешэма, Бакингемшир.
После учёбы в начальной школе Фрай отправился в подготовительную школу Стаутс-Хилл, а оттуда в закрытую частную школу «Аппингем», где он был распределён в Феркрофт-хаус (англ. Fircroft house). В 14 лет за кражу денег его отправили к родителям на триместр, а в пятнадцать лет исключили из «Аппингема» за опоздание из Лондона (4 дня смотрел кино), а после и из школы Пастон.
В семнадцать лет, бросив Норфолкский колледж искусств и технологий, провалив экзамены и попытавшись покончить с собой, Фрай сбежал из дома, прихватив кредитные карточки друга семьи. Он был арестован в Суиндоне и провёл три месяца в тюрьме Паклчерч в предварительном заключении, был приговорён к условному заключению сроком на два года и выдан на поруки родным. Фрай постоянно говорил о контрастных отношениях с отцом и матерью. Пока он был в заключении, его мать вырезала кроссворды из каждой газеты, что Фрай назвал «замечательным актом доброты». Позднее Фрай заявил, что эти кроссворды были единственной вещью, которая помогла ему пройти это испытание.
Карьера
После освобождения из заключения Фрай продолжил обучение в Нориджском городском колледже. После чего успешно сдал вступительные экзамены в Кембридж и поступил в знаменитый Куинз-колледж. В Кембридже Фрай присоединился к студенческому театру Footlights, появился в игровом шоу University Challenge, и изучал английскую литературу, по которой получил степень бакалавра с отличием второй степени (second class honours, upper division). Фрай также познакомился в Кембридже со своим будущим партнёром по комедиям Хью Лори и выступал вместе с ним в театре Footlights.
Телевидение
Карьера Стивена Фрая на телевидении началась в 1982 году с показа ревю The Cellar Tapes, ежегодного ревю Cambridge Footlights Revue 1981 года, которое было написано Фраем, Хью Лори, Эммой Томпсон и Тони Слэттери. Ревю получило первую в истории премию Perrier на фестивале «Эдинбургский Фриндж» в 1981 году. Ревю привлекло внимание телекомпании Granada Television, которая, стремясь повторить успех BBC c скетч-шоу Not the Nine O’Clock News, пригласила Фрая, Лори и Томпсон вместе с Беном Элтоном в телесериал There’s Nothing to Worry About!. Вторая и третья часть сериала, переименованного в Alfresco, были показаны в 1983 и 1984 годах и закрепили за Фраем и Лори репутацию комического дуэта. В 1983 году телекомпания BBC предложила Фраю, Лори и Томпсон своё собственное шоу, которым стало The Crystal Cub, смесь научной фантастики и мокьюментари, и которое было закрыто после первого эпизода. Не испугавшись провала, Фрай и Лори сыграли в эпизоде сериала The Young Ones в 1984 году, а Фрай также появился в сериале Бена Элтона 1985 года Happy Families. В 1986 и 1987 годах Фрай и Лори исполняли скетчи на канале LWT/Channel 4 в шоу Saturday Live.
В 1987 году на экраны вышел первый выпуск юмористической передачи Стивена Фрая и Хью Лори «Шоу Фрая и Лори». Полная (за восемь лет существования шоу) коллекция DVD на русском языке вышла в 2007 году. С 2003 года ведёт юмористическую викторину «QI» («Quite Interesting»). Фрай принимал участие и в создании серьёзных телепередач, в том числе посвящённых биполярному расстройству и СПИДy.
Кино
Фрай — желанный гость на телевидении и один из самых востребованных британских киноактёров.
Фрай многократно выражал своё восхищение Пеламом Вудхаусом и Дугласом Адамсом (с которым он дружил). Он сыграл главную роль в фильме «Уайльд», а также Дживса в сериале «Дживс и Вустер»; записал аудиокнигу «Гарри Поттер» (7 частей), а также аудиокнигу «Автостопом по галактике» и читает текст за кадром в одноимённом фильме. Кроме того, в первых пяти частях видеоигры о Гарри Поттере он читает текст от автора.
Радио
С августа 2008 года на BBC Radio 4 выходит программа Fry’s English Delight, в увлекательной для слушателя манере рассказывающая об особенностях английского языка.
Театр
В 1984 году Стивен Фрай переработал популярный мюзикл 1930-х годов с музыкой Ноэля Гея «Я и моя девушка». Премьера мюзикла состоялась в театре Хеймаркет в Лестере. С 1985 года мюзикл шёл в театре Адельфи в Вест-Энде и был закрыт в 1993 году, после восьми лет и 3303 спектаклей.
Аудиокниги
В качестве чтеца аудиокниг он известен в первую очередь благодаря озвучиванию всех семи томов книг про Гарри Поттера. Кроме того, Фрай записал многие из собственных книг, произведения Алана Милна, Роальда Даля, А. П. Чехова и др. В 2013 году появился аудиовариант «Евгения Онегина» в прочтении Стивена Фрая.
Мультипликация
Стивен Фрай озвучивает закадровый текст английской версии детского образовательного мультипликационного сериала Покойо (англ.).
Личная жизнь
Фрай — открытый гей. В январе 2015 года он сочетался браком с комиком Эллиоттом Спенсером.
Его лучшим другом является актёр Хью Лори, которого он встретил во время учёбы в Кембриджском университете. Он был шафером на свадьбе Лори, а также является крёстным отцом трёх его детей. Фрай также является другом принца Чарльза, Роуэна Аткинсона, а также был другом покойного актёра Джона Миллса.
Здоровье
Стивен Фрай открыто заявил о наличии у него биполярного аффективного расстройства (маниакально-депрессивного психоза) и даже снял документальный фильм на эту тему — Stephen Fry: The Secret Life of the Manic Depressive. Для фильма он взял интервью у других страдающих болезнью, включая Кэрри Фишер, Ричарда Дрейфуса и Тони Слэттери. Он участвует в благотворительном обществе психического здоровья Stand to Reason и является президентом благотворительного общества Mind. В интервью Ричарду Херрингу в 2013 году Фрай рассказал, что пытался покончить жизнь самоубийством в прошлом году во время съёмок за рубежом. Он сказал, что принял «огромное количество таблеток и запил их водкой». После этого Стивен бился в конвульсиях и сломал четыре ребра.
В 1980—90-х годах активно употреблял кокаин наряду с алкоголем, о чём подробно рассказал в третьей книге своих мемуаров More Fool Me. Фрай признался, что употреблял кокаин, среди прочего, в Букингемском дворце, в британском парламенте и в телецентре Би-би-си.
На программе Top Gear в 2009 году Фрай появился, потеряв значительный вес, что побудило ведущего программы Джереми Кларксона в шутку спросить: «Где остальное от тебя?» Фрай объяснил, что он потерял в общей сложности 6 стоунов (84 фунта, 38 кг) и приписал потерю веса тому, что много ходит, слушая аудиокниги. Рост Фрая составляет примерно 1,95 м
Награды
Избирался в 1992 году на два срока подряд (до 1998) Ректором Университета Данди. В 1995 г., будучи на посту Ректора, получил степень доктора права этого Университета.
В 2004 году получил Золотую премию ассоциации колледжей и был занесён в их Зал славы.
В 2006 получил 6 место в номинации «Топ живых икон BBC».
В 2007 году The Independent называет Фрая самым влиятельным геем года.
2007 — получил пожизненную награду за достижения в номинации «Британские комедии».
В 2010 стал почётным членом Университета Кардиффа. В том же году отказался от рыцарства.
В 2011 получил почётную докторскую степень в университете Сассекса
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Русский
Английский
Stephen Fry’s letter to himself
Dearest absurd child
I hope you are well. I know you are not. As it happens you wrote in 1973 a letter to your future self and it is high time that your future self had the decency to write back. You declared in that letter (reproduced in your 1997 autobiography Moab Is My Washpot) that “everything I feel now as an adolescent is true”. You went on to affirm that if ever you dared in later life to repudiate, deny or mock your 16-year-old self it would be a lie, a traducing, treasonable lie, a crime against adolescence. “This is who I am,” you wrote. “Each day that passes I grow away from my true self. Every inch I take towards adulthood is a betrayal.”
Oh, lord love you, Stephen. How I admire your arrogance and rage and misery. How pure and righteous they are and how passionately storm-drenched was your adolescence. How filled with true feeling, fury, despair, joy, anxiety, shame, pride and above all, supremely above all, how overpowered it was by love. My eyes fill with tears just to think of you. Of me. Tears splash on to my keyboard now. I am perhaps happier now than I have ever been and yet I cannot but recognise that I would trade all that I am to be you, the eternally unhappy, nervous, wild, wondering and despairing 16-year-old Stephen: angry, angst-ridden and awkward but alive. Because you know how to feel, and knowing how to feel is more important than how you feel. Deadness of soul is the only unpardonable crime, and if there is one thing happiness can do it is mask deadness of soul.
I finally know now, as I easily knew then, that the most important thing is love. It doesn’t matter in the slightest whether that love is for someone of your own sex or not. Gay issues are important and I shall come to them in a moment, but they shrivel like a salted snail when compared to the towering question of love. Gay people sometimes believe (to this very day, would you credit it, young Stephen?) that the preponderance of obstacles and terrors they encounter in their lives and relationships is intimately connected with the fact of their being gay. As it happens at least 90% of their problems are to do with love and love alone: the lack of it, the denial of it, the inequality of it, the missed reciprocity in it, the horrors and heartaches of it. Love cold, love hot, love fresh, love stale, love scorned, love missed, love denied, love betrayed … the great joke of sexuality is that these problems bedevil straight people just as much as gay. The 10% of extra suffering and complexity that uniquely confronts the gay person is certainly not incidental or trifling, but it must be understood that love comes first. This is tough for straight people to work out.
Straight people are encouraged by culture and society to believe that their sexual impulses are the norm, and therefore when their affairs of the heart and loins go wrong (as they certainly will), when they are flummoxed, distraught and defeated by love, they are forced to believe that it must be their fault. We gay people at least have the advantage of being brought up to expect the world of love to be imponderably and unmanageably difficult, for we are perverted freaks and sick aberrations of nature.They – poor normal lambs – naturally find it harder to understand why, in Lysander’s words, “the course of true love never did run smooth”.
Sexual availability, so long an impossible dream in your age, becomes the norm in the late 70s and early 80s, only to be shattered by a new disease whose horrors you cannot even imagine. You would little believe that I can say to you now across the gap of 35 years that we are the blessed ones. The people of Britain are happy (or not) because of Tolpuddle Martyrs, Chartists, infantry regiments, any number of ancestors who made the world more comfortable for them. And we, gay people, are happy now (or not) in large part thanks to Stonewall rioters, Harvey Milk, Dennis Lemon, Gay News, Ian McKellen, Edwina Currie (true) et al, and the battered bodies of bullied, beaten and abused gay men and women who stood up to be counted and refused to apologise for the way they were. It has given us something we never thought to have: pride. For a thousand years, shame was our lot and now, turning on a sixpence, we have arrived at pride – without even, it seems, an intervening period of well-it’s-OK-I-suppose-wouldn’t-have-chosen-it-but-there-you-go. Who’da thought it?
I know what you are doing now, young Stephen. It’s early 1973. You are in the library, cross-referencing bibliographies so that you can find more and more examples of queer people in history, art and literature against whom you can hope to validate yourself. Leonardo, Tchaikovsky, Wilde, Barons Corvo and von Gloeden, Robin Maugham, Worsley, “an Englishman”, Jean Genet, Cavafy, Montherlant, Roger Peyrefitte, Mary Renault, Michael Campbell, Michael Davies, Angus Stewart, Gore Vidal, John Rechy, William Burroughs.
So many great spirits really do confirm that hope! It emboldens you to know that such a number of brilliant (if often doomed) souls shared the same impulse and desires as you. I know the index-card waltz of (auto)biographies, poems and novels you are dancing: those same names are still so close to the surface of my mind nearly four decades later. Novels, poetry and the worlds of art and ideas are opening up in front of you almost incidentally. You spend all your time in the library yearning to be told that you are not alone, and an unlooked for side-effect of this just happens to be a real education achieved in a private school designed for philistine bumpkins. Being born queer has given you, by mistake, a fantastic advantage over the rugger-playing ordinaries who surround you. But those rugger-playing ordinaries have souls too. And you should know that. I know you cannot believe it now. They seem so secure, so assured, so blessedly normal. They gave Cuthbert Worsley the Kipling-derived title of his overwhelmingly important (to you) autobiography The Flannelled Fool: “these are the men that have lost their soul/ The flannelled fool at he wicket/ And the muddied oaf at the goal”.
You look down at the fools almost as much as you fear them. The ordinary people, whose path through life is guaranteed. They won’t have to spend their days in public libraries, public lavatories and public courts ashamed, spurned and reviled. There is no internet. No Gay News. No gay chatlines. No men-seeking-men personals. No out-and-proud celebs. Just a world of shame and secrecy.
Somehow, as you age, a miracle will be wrought. You will begin by descending deeper into the depths: expulsion, crime and prison – nothing really to do with being gay, but everything to do with love and your inability to cope with it. Yet you will, as the Regency rakes used to say, “make a recover” and find yourself at university, where it will be astonishingly easy to be open about your sexuality. No great trick, for the university is Cambridge, long a hotbed of righteous tolerance, spiritual heavy-petting and homo hysteria. You will emerge from Cambridge and enter a world where being “out” is no big deal, although a puzzlingly small number of your coevals will find it as easy as you to emerge from the shadows. Before you damn anyone for failing to come out, look to their parents. The answer almost always lies there. Oh how lucky in that department, as in so many, you are, young Stephen.
But don’t kid yourself. For millions of teenagers around Britain and everywhere else, it is still 1973. Taunts, beatings and punishment await gay people the world over in playgrounds and execution grounds (the distance between which is measured by nothing more than political constitutions and human will). Yes, you will grow to be a very, very, very, very lucky man who is able to express his nature out loud without fear of hatred or reprisal from any except the most deluded, demented and sad. But that is a small battle won. A whole theatre of war remains. This theatre of war is bigger than the simple issue of being gay, just as the question of love swamps the question of mere sexuality. For alongside sexual politics the entire achievement of the enlightenment (which led inter alia to gay liberation) is under threat like never before. The cruel, hypocritical and loveless hand of religion and absolutism has fallen on the world once more.
So my message from the future is twofold. Fear not, young Stephen, your life will unfold in richer, more accepted and happier ways than you ever dared hope. But be wary, for the most basic tenets of rationalism, openness and freedom that nourish you now and seem so unassailable are about to be harried and besieged by malevolent, mad and medieval minds.
You poor dear, dear thing. Look at you weltering in your misery. The extraordinary truth is that you want to stay there. Unlike so many of the young, you do not yearn for adulthood, pubs and car keys. You want to stay where you are, in the Republic of Pubescence, where feeling has primacy and pain is beautiful. And you know what … ?
I think you are right.